Йогр Цобели

Мой (У. Виртц) опыт работы в военное время в Боснии, мои встречи с хирургами, психиатрами, психологами, учителями и теологами очень ясно показали мне, насколько важен для предотвращения «выгорания» духовный стержень сознания. Видимо, именно чувство силы и защищенности, проистекающее из собственной системы ценностных ориентиров, может быть источником света во тьме войны, когда утрачен смысл.

ешающими для масштаба развития симптомов и возможностей психологической переработки травмы являются не только травмирующие события, насилие или пытки, но и то, каким образом человек понимает, с чем он столкнулся, и какое значение он придает травме. Когнитивная организация человека, его жизненные аксиомы и базовые убеждения влияют на то, как будут оценены события. Любое внешнее раздражение находит отклик и в мышлении, и в чувствах человека. Происходит процесс оценивания, который зависит от структуры его личности, от его способностей и слабых мест. Поэтому одна и та же ситуация, одна и та же травма по-разному переживается и перерабатывается разными людьми. Э. Хиллезум, будучи студенткой, изучающей психологию, так описала свои впечатления от депортации евреев:
«Время от времени здесь умирают люди, чей дух сломлен, потому что они не могут больше найти никакого смысла существования. Молодые люди. Все пожилые люди крепче стоят на ногах, лучше укоренились и принимают свою судьбу с достоинством. Да, здесь можно увидеть много самых разных людей и оценить их по их отношению к труднейшим и последним вопросам» (Gaarlandt, 1993, S. 210).
То, как люди реагируют на травмы, зависит, таким образом, от их внутренней установки, от того, какое значение они приписывают случившемуся, от «ценностной установки», по формулировке Франкла. Из этого возникает такая задача терапии, как изменение этого приписываемого значения, например, как это делают в нейролингвистическом программировании. В психосоциальной работе с теми, кто пережил насилие и пытки, также используют техники когнитивной психотерапии, например переаттрибутирование, или иное толкование человеком проявлений своей слабости, что уменьшает груз стыда и вины, уничтожающих человека.

Хорошим подспорьем в понимании посттравматических реакций являются работы психиатра Лифтона по исследованию травматического стресса. Он изучал симптоматику людей, переживших катастрофу Хиросимы и Вьетнамскую войну и предложил теорию, согласно которой люди всегда пытаются символизировать свой жизненный опыт, то есть придать ему значение и встроить его в систему внутреннего миропорядка. Такая символизация помогает индивиду прийти к чувству непрерывности (Lifton, 1980).
В дневниках Э. Хиллезум такой процесс символизации описан очень выразительно:
«Я уже не могла больше находить смысл жизни и смысл страдания, у меня было такое чувство, будто я раздавлена тяжелейшим грузом, но в то же время я выстояла в борьбе, и это продвинуло меня вперед… Я пыталась прямо и честно взглянуть в глаза страданию человечества, но при этом увидела себя. На многие вопросы, доводившие меня до отчаяния, я нашла ответ, для огромной бессмысленности было найдено место в пределах известного порядка и ритмичности, и я могу жить дальше» (Gaarlandt, 1993, S. 28).

Это убеждение Бл. Августин выразил очень просто: Ama et fac qod vis (Люби и делай, что хочешь).

психотерапии была сделана попытка выделить некую «метасистему ценностей». Некоторые психотерапевтические школы в поисках «объективной» системы ценностей кладут в основу своего представления о человеке положения той или иной философской системы. Так, дазайн-анализ основывается на феноменологии Хайдеггера и Гуссерля, логотерапия и экзистенц-анализ – на учениях Хайдеггера и Шелера, инициальная терапия Дюркгейма – на концепции Хайдеггера и на дзен-буддизме, аналитическая психология Юнга – на алхимии и восточной философии, гештальт-терапия и гуманистический психоанализ Эриха Фромма, а также трансперсональная психология – на буддистской философии и т.д.

Смысл жизни сводится к принципу удовольствия, и, согласно теории влечений, отсутствует какая-либо «личная мотивация к поиску смысла». Поиск смысла в этом случае оказывается лишь неуравновешенным, негативным балансом влечений; он является либо «эрзацем и иллюзорным утешением», либо сублимацией, то есть перенаправлением избытка либидо на несексуальную цель.

Самой тяжелой болезнью нашего времени Юнг считал нарастание всеобщей бессмысленности. Конфронтация с архетипом смысла и бессмысленности и тема трудностей преобразования бессмысленности в нечто, имеющее смысл, очень характерны для юнговских размышлений (Neumann, 1957). Даже если смыслом часто является то, что могут назвать бессмыслицей, Юнг все равно стремится «созидать этот смысл» (Jung, 1988, 11, S. 85).
Аналитическую психологию можно было бы назвать психологией смыслообразования, исследующей самоутверждение и внутренний духовный опыт созидания смысла. Она опирается на идею, что психика «нуждается в смысле собственного бытия» (Jung, 1988, 13, par. 476), что бессмысленность делает человека больным, а его жизнь – неполной, так как человек остается без внутренней духовной жизни. «Психоневроз есть не что иное, как страдание души, не нашедшей смысла» (Jung, 1988, 11, par. 497).

Даже если это карикатура на логотерапию, то преждевременное «прописывание» смысла все-таки опасно – не только для клиента, но и для терапевта, который не допускает чувства бессмысленности или беспомощности и тем самым сильно рискует не выдержать своих сверхтребований. Вместо этого, в целях собственной психогигиены, помогающему профессионалу неплохо иногда сомневаться в своем ремесле и в смысле своих действий, а также делить с клиентами их горе перед лицом неотвратимой судьбы, а не суетиться в поисках хоть какого-нибудь смысла. Наряду с поиском смысла, важно и осознание собственного состояния, даже если это бессилие. На контрасте с поспешным терапевтическим оптимизмом (в духе современной эзотерики) утверждение Фрейда «…помочь же им мы не можем» звучит свежо и реалистично, приносит облегчение и даже защищает от «выгорания» лучше, чем безусловная вера в смысл некоей неуязвимой психотерапии. Поэтому непоколебимая вера в смысл, как у основателя логотерапии, нередко действует в качестве запрета на мышление и восприятие, вытесняет и отрицает любое сомнение терапевта в своих действиях, а затем компенсирует его фундаменталистским отношением к смыслу.

Теоретик гуманистической психологии Маслоу выводит стремление человека к личностному росту и самореализации из биологических наблюдений и этим обосновывает свои претензии на объективную «научную этику». В биологии он также находит подтверждение своему утверждению, что «человек по своей природе хорош». В своих размышлениях он исходит из наблюдений, что у кур есть врожденная способность выбирать самую лучшую пищу, опираясь на «мудрость тела». У разных особей эта способность развита в разной степени, и среди них есть как «плохие», так и «хорошие» «выборщики». Те, кто выбирает хорошо, демонстрирует бóльшую силу, размер тела и в целом оказывается здоровее. Если пищу, отобранную такими особями, предложить другим курам, которые «плохо» выбирают пищу, то они начинают расти и развиваться лучше, чем питаясь отобранной ими самими пищей. По аналогии, Маслоу сделал вывод, что и у людей оценочные суждения здоровых людей должны подходить и для невротиков, и даже для всей человеческой расы. Исходя из ценностей и потребностей здоровых людей, Маслоу составил список общечеловеческих ценностей и «базовых потребностей». Здоровый человек «хорошо развит, полноценно функционирует», аналогично экземпляру прекрасной бабочки, подобно самому зрелому, наиболее чистокровному, «очень тигровому тигру»

И только совсем недавно в масштабах истории человечества, много позже эпохи Просвещения с ее «разделением знания и веры», лишь после открытия Фрейдом бессознательного, возникла современная психология как наука о человеческой душе, которая, вполне в духе позитивистской научной парадигмы, сконцентрировалась на детальном описании и различении наблюдаемых феноменов, как исследователь, глядя в микроскоп, расчленяет насекомое – «наблюдаемый материал» – на составные части. Соответственно, Фрейд принялся тщательно анализировать открытый им новый «объект» – человеческое бессознательное, исследовать и «картографировать» его как только что открытый «темный континент» психики. Его целью было разрушить инфантильную зависимость от власти бессознательного и познать способы влияния всего иррационального, чтобы вернуть человеку его способности и восстановить в своих правах его автономию и здравый смысл. Фрейдовский тезис, что «осознание неосознанного лечит», соответствует библейскому выражению: «И познаете истину, и истина сделает вас свободными»44. К.Г. Юнг однажды сформулировал подобную мысль: «Бессознательность – самый большой грех».