Юлия Лим

— Не летай, — шепчет он. — Это очень больно.

— Петь… ты только что подарил мне поцелуй.

— Знаю.

— И теперь ты не сможешь его забрать, — я упираю руки в боки, как делает Питер Пен, и с прищуром смотрю на него.

Петя широко улыбается, как может только он, и говорит:

— Ничего. Я дарю тебе его навсегда.

больше не стремлюсь стать Самой Лучшей Ученицей, не хочу радовать родителей отзывами о моей Преданности Титулу Старосты и бесконечными пятерками.

У меня наконец появляется что-то, что куда важнее всей этой школьной мишуры. Я могу заботиться о ком-то потому, что сама этого хочу, а не потому, что в свое время родителям приспичило обзавестись еще парочкой детей.

Это мой выбор.

отому что я – староста. Гордость мамы, примерная старшая сестра и умница-дочь для папы. Спроси посторонний, кто я на самом деле такая – и никто, даже я, не сможет ответить.

«Лучше бы по-настоящему поцеловал, придурок!»

Дома под кроватью я храню коробку из-под конфет, в которой валяются валентинки от подруг и одноклассниц.

Но разве можно назвать успехом то, что ни один мальчик не подарил мне частичку сердца?

Ты что-то спрятал? — с подозрением спрашиваю я.
— Да.
— Что же?
— Поцелуй…
— Как можно спрятать поцелуй?
— Как ты прячешь свое сердце, — Петя прикладывает руки к своей груди, — я спрятал наш поцелуй.

Айсберг вместо сердца постепенно оттаивает.

Спроси посторонний, кто я на самом деле такая – и никто, даже я, не сможет ответить.