Сальвадор Дали

Дали поехал работать в “Резиденцию студентов” - студенческий городок и культурный центр, созданный по Оксфордской и Кембриджской модели.

В начале 20-х там жила группа испанских литераторов и художников, среди них: Луис Бунюэль, Федерико Гарсиа Лорка,

Сальвадор любил женское общество, особенно общество бабушки и кормилицы Лусии. С ровесниками он общался мало. Чаще играл один. Он воображал себя королем и разглядывал свое отображение в зеркале: “С короной на голове, в длинном до пят плаще, надетом на голое тело, я стоял и давил на гениталии, пряча их, чтобы как можно больше походить на девочку. Уже тогда меня восхищали три вещи: слабость, старость и роскошь”.[4]

61. Взрыв, 1954.
Масло, холст, 20,5 х 25,7 см. Частная коллекция.

В декабре Дали знакомится с Элеонорой и Рейнолдом Морсами. Четыре месяца спустя Морсы приобретают первого “Дали” за 12000 долларов. Все последующие годы цена на его картины постоянно растет. Источником доходов Дали являются не только продажа полотен, хотя цена некоторых поднимается до 300 000 долларов. Еще больше он зарабатывает другой работой: он создает дизайн галстуков и пепельниц, рисует плакаты с рекламой духов, нейлонового белья, делает обложки журналов Vogue и Esquire. В особняке миллионерши Хелены Рубинштейн он написал три огромные фрески. Дали также иллюстрирует книги, среди них Дон Кихот Сервантеса и Макбет Шекспира. Продолжает работать для театра. После премьеры пьесы Вакханалия (1939), которая была много раз переделана, он пишет либретто балета по мотивам мифа об Ариадне. Мировая премьера балета Лабиринт в исполнении труппы “Русские балеты” под руководством Леонида Мясина состоялась 8 октября 1941 г. в Метрополитен Опера. Сцена представляла собой больших размеров обнаженный мужской торс со склоненной головой. Разверзнутая грудь означала вход в лабиринт. Близкие к Голливуду люди уговаривали Дали вернуться в кинематограф. Во время второго визита в США в 1936 г. Дали посещает “фабрику грез”. В 1945 г. режиссер Альфред Хичкок приглашает Дали для создания в студии макета декораций для сцены сна в психоаналитическом фильме “Дом доктора Эдвардса” (Spellbound). Хичкок хотел добить

Avida Dollars (жажда долларов). Постепенно Дали приближается к цели: про

сентября 1951 г. Дали и Гала пришли на Венецианский бал в костюмах семиметровых гигантов. Костюмы для них шил молодой парижский модельер Кристиан Диор.

В 1945 г. режиссер Альфред Хичкок приглашает Дали для создания в студии макета декораций для сцены сна в психоаналитическом фильме “Дом доктора Эдвардса” (Spellbound). Хичкок хотел добиться в фильме высокой визуальной чистоты: “До сих пор в кино эпизоды со сном всегда давались в дымке внезапно расплывающегося облачка, персонажи действуют в снежно-угольном тумане или затемнении. Это строгое соблюдение условности, а я решил сделать наоборот. Я пригласил Дали… потому, что в его манере живописи присутствует четкость галлюцинаций, то есть полная противоположность замутнению и дымке”.[37]
Так или иначе, но не все замыслы Дали принимались. Студия, например, отказалась подвесить к потолку пятнадцать пианино.

Образы Дали – это отпечатки его “параноидального ясновидения”.

Эксцентричность Дали вызывает уважение парижской аристократии, это открывает ему двери на светские мероприятия: “Я стал необходимым на всех ультра-снобистских приемах, где моя тросточка имела успех… Я придумал накладные ногти из кусочков зеркала, отражающих сияние глаз… однажды я появился с прозрачной куклой, внутри которой плавали золотые рыбки. Каждое мое появление ожидалось с напряжением”.

До отъезда из Америки (январь 1935) Каррес Кросби дает прощальный бал в дорогом ресторане Нью-Йорка “Красный петух”. Этот “праздник мечты” вошел в историю как “первый бал сюрреалистов.”

Он защищается от обвинений Бретона, утверждая, что сон является главным языком сюрреализма, и никакая логика, никакая мораль, никакой страх не должны контролировать его.