Моя летопись

любил всегда с разбегом на вечность.

не надо даже видеть своих друзей. Достя точно знать, что они существуют, и любить их и, если им плохо, спешить к ним на помощь.

Погасла улыбка, отлетела шутка, отмечать главное устали глаза. Он их закрыл и повернулся к стене.

И как им всем не стыдно, и как им всем не лень

Но и Горький как-то не выдержал и завопил на толпу ротозеев:
— Чего вы на меня смотрите? Я не балерина и не утопленник.

Все располагало к глубокой неврастении.

Утро не начинает нового дня, а продолжает вчерашний серый

Он, кажется, и на себя смотрел тоже не как на человека, а как на слугу своей идеи.

Нельзя забывать, что человеком быть очень трудно.

Жизнь была хотя и безденежная, но бурная и интересная.