В высших сферах

Видишь ли, любая война — это просто ссора одного маленького человечка с другим, помноженная на миллион раз.

– Прошу вас! – Сенатор Деверо выглядел шокированным. – Вы совершаете кардинальное преступление как политик, мой мальчик. Пытаетесь быть справедливым!

На глазах у Тома и Алана группа с Анри Дювалем стала удаляться. Энергетическим центром ее был человек в пальто из верблюжьей шерсти. Одна из женщин подцепила Анри под руку. Бывший безбилетник радостно улыбался, наслаждаясь вниманием. Он даже не обернулся.

– Сейчас я позволю ему покомандовать, – сказал Алан. – А позже сегодня я с ним разберусь. Не могу же я его бросить – дать ему полную свободу.

Том иронически усмехнулся:

– Желаю удачи.

– Он может быть вполне нормальным парнем, – утверждал Алан. – Из него может выйти хороший человек. Но заранее ничего нельзя сказать.

– Нет, – сказал Том. – И не надо гадать.

– Даже если из него и не выйдет толку, – настаивал Алан, – принцип важнее человека.

– Угу. – Том вслед за Аланом стал спускаться с лестницы. – Я полагаю, это всегда так.

Он обратил взгляд на Анри Дюваля – безбилетник с ухмылкой, ничего не понимая, обозревал зал. Все инстинкты Крамера… годы опыта… говорили ему, что из этого человека никогда не получится оседлого иммигранта. Ему помешает происхождение. Какую бы помощь ему ни оказали, такой человек никогда не адаптируется и не приспособится к жизни в стране, которую он не понимает. Существует схема поведения для людей такого типа: недолгое занятие чем-то, затем ничегонеделание; усиленные поиски легкой наживы; слабость; разложение; беда… постоянное скольжение вниз. Таких дел в папках департамента было много – жестокая реальность, игнорируемая идеалистами с несбыточными мечтами.

В гостиной номера люкс в отеле «Ванкувер» Джеймс Хоуден протянул своему помощнику Эллиоту Проузи долларовый банкнот.

– Спустись в вестибюль, – проинструктировал он, – и купи мне шесть шоколадок.

Если он когда-нибудь станет писать свои мемуары, решил Хоуден, то отметит, что одним из преимуществ поста премьер-министра было то, что можно послать кого-нибудь купить тебе конфетку. Это, конечно, подогреет интерес любого амбициозного юнца!

Королева была одета просто – в голубом платье – и сидела, скрестив ноги в замшевых туфлях. Ни одна женщина, любуясь ею, подумал Хоуден, не умеет так держаться, как высокородная англичанка.

– А о чем вы с президентом будете беседовать? – тихо спросила Маргарет.

– Об этом объявят утром. Я бы сказал – о торговле и налоговой политике.

– Но действительно об этом?

– Нет, – сказал он, – не об этом.

– А о чем же?

Прежде он поверял Маргарет информацию о правительственных делах. Мужчине – любому мужчине – необходимо иметь кого-то, кому он может доверять.

Машина остановилась, и боковая дверца открылась. Конный полицейский в малиновой парадной форме лихо отсалютовал, когда премьер-министр и его супруга вышли из машины. Джеймс Хоуден улыбнулся, пожал руку полицейскому и представил его Маргарет. Хоуден проделывал этот церемониал всегда вежливо и без снисхождения. В то же время он прекрасно понимал, что всадник станет потом рассказывать об этом – удивительно, как простой жест подобного рода порождает расходящиеся круги.

Уже много веков. Настоящие последователи считают жизнь священной. Следовательно, все живые существа имеют право без страха наслаждаться ею.
– Вы сами в это верите?
– Да, мистер Мейтленд, верю. – Капитан положил себе еще зелени. Казалось, он задумался. – Все это, понимаете ли, очень просто. Человечество никогда не будет жить в мире, пока мы не преодолеем жестокость, существующую в нас. Вот эта жестокость и побуждает людей убивать живые существа, которых мы съедаем, и этот же инстинкт – жестокость – побуждает нас ссориться, затевать войны и, возможно, в конечном счете приведет человечество к собственному уничтожению.

Идея вегетарианства существует – наверно, вы это знаете, мистер Мейтленд, – дольше христианства.
– Нет, – сказал Алан, – я этого не знал.
Капитан кивнул: