Полное собрание речей в Государственной думе и Государственном совете

Нападки оппозиции, рассчитанные на то, чтобы вызвать у правительства «паралич воли и мысли», «сводятся к двум словам: руки вверх».

этом отношении он был горячий сторонник сенаторских ревизий.

Революционные партии террористов не могли примириться с назначением убежденного националиста и сторонника сильной государственной власти на пост премьер-министра

Он любил природу, что так ярко изобразил в своем «Красном колесе» Александр Исаевич Солженицын

Не отсюда ли родилась легенда, что охранка «гениальным полицейским нюхом» предвосхитила «тайное желание двора и камарильи избавиться от Столыпина»?

Однако коса нашла на камень. Царь был крайне слабовольным человеком и, как часто случается с подобными людьми, столь же упрямым.

июня 1907 года Столыпин сделал в закрытом заседании II Государственной думы заявление, на основании которого она была распущена и произведен через два дня государственный переворот — изменен избирательный закон в Думу, что делать без ее согласия было нельзя. П. А. Столыпин не мог не знать, что в основе его заявления — грязная провокация, состряпанная охранкой через своих агентов Бродского и Шорникову, и все же воспользовался ею в политических целях: I и II Думы явно не «вписывались» в самодержавную систему, и надо было создать новую Думу, более «покладистую», а для этого, по мнению Петра Аркадьевича, все средства были хороши! Третьеиюньский государственный переворот знаменовал собой конец революции 1905-1907 годов.

Суть своей государственной деятельности на посту главы правительства П. А. Столыпин определил со свойственной ему лапидарностью: «Сначала успокоение, а потом — реформы!»

Процитировав это высказывание П. А. Столыпина, советский исследователь II. Н. Зырянов справедливо заключает: «Иными словами, народ темен, пользы своей не разумеет, а потому следует улучшать его быт, не спрашивая его о том мнения.

Предложения С. Ю. Витте, сделанные еще накануне революции, предвосхищали «Указ», изданный в ее разгар в ноябре 1906 года и несправедливо получивший название «столыпинской реформы». «Витте понимал, что Столыпин «обокрал» его, т. е. использовал идеи, убежденным сторонником которых был Витте, для проведения своей политики, а поэтому он не мог писать о Столыпине без чувства личного озлобления»