В самой глубине

Наблюдая за ними, он понял, что они жили вдвоем так долго, что им уже было не важно, понимал ли их кто-то другой. Они отгородились от остального мира не только физически, но и лингвистически.

Мы стали чужаками в этом мире. Мы стали словно последними людьми на Земле. Если язык хоть в каком-то смысле определяет наше мышление, тогда получается, что я не могла стать иной, нежели той, кто я есть. А на том языке, на котором я говорила с детства, не говорил больше никто. Поэтому мне всегда суждено было оставаться в изоляции, в одиночестве, чураясь всех людей. Это было в моем языке. Это было в языке, который ты дала мне.

Мы не подруги, ты моя мать. Мне не позволено жалеть тебя.

ак я это вижу, сказал он, жизнь – это вроде спиннинга, катушки. Как планета или луна, вращающаяся вокруг другой планеты. Понимаешь?

Начал больше, чем концов, вмещающих их.

Дети должны уходить от родителей. Так должно быть. К тому времени, когда ты становишься родителем, ты должен уже пережить это, в чем бы ни была причина твоего ухода. Но родители не должны уходить от своих детей.

Но твое лицо всегда выражало другое, смыкаясь над словами, точно строительные леса.

всегда понимала, что прошлое не умирает просто потому, что нам так хочется. Прошлое привязано к нам: скрипы и шорохи в ночи, оговорки, рекламный жаргон, тела, привлекающие нас или отталкивающие, звуки, напоминающие нам о чем-то. Прошлое не было нитью, тянущейся за нами, оно было якорем.

нельзя раз за разом делать что-то плохое и называть это судьбой, или предопределенностью, или богом.

Личные истории сделались бартерным товаром в этом доме.