Падшая женщина

Как легко то дурное, что заложено в человеке, может одержать верх над хорошим, подумал Дэффи. И сколь бы ты ни был образован, у тебя нет власти над тьмой, что таится в глубине твоего сердца.

В конце концов, все всегда сводится к цене, напомнила себе Мэри. Когда зерна много, цена хлеба падает. Когда женщина отдает что-то мужчине, она дешевеет, а мужчины хотят только то, что не могут себе позволить.

одежда — это самый большой обман на свете.

Жениться на хорошей, к тому же любимой женщине — это больше, чем заслуживает такой дурень, как он. И больше, чем было у его отца. И даже если образ лондонской девчонки по-прежнему тревожит его сны… что ж, у каждого человека есть свои призраки.

Горе может проделывать с людьми чудные вещи, — тихо заметила миссис Джонс. — Сердце выворачивается так, что его и не узнать.

Мать была резко против театров и всегда говорила Мэри, чтобы она держалась от них подальше: потому что от людей, которые притворяются совсем другими людьми, не может быть ничего хорошего.

После каждого клиента ноги сами собой поворачивали к дому, то есть к Трущобам, но Мэри заставляла себя вернуться к столбу, что торчал в центре Севен-Дайлз. Она скрещивала руки и прижимала их к предательски выступающему из-под платья бугорку, чтобы напомнить себе, ради чего она это делает. Ей нужно заплатить за убийство, и это единственный способ раздобыть деньги.

В конце улицы показался мужчина в красивых бархатных панталонах, и Мэри прочистила горло.

— Четырнадцать, чистая, — пролепетала она.

Мужчина бросил на нее острый взгляд, но прошествовал мимо и скрылся за углом.

Этим словам ее научила Куколка. Так нужно представляться, сказала она. И только половина из этого была неправдой. Четырнадцать, чистая. Это почти стихи, подумала Мэри. Как там говорилось в стишках, что она учила в школе?

В душе чистота,
Когда платье опрятное.

Я в пятьдесят пятом году даже была в списке Гарриса.

— А что это такое?

Куколка, как обычно, закатила глаза. Она делала так всякий раз, когда Мэри демонстрировала свое невежество.

— «Список Гарриса леди Ковент-Гарден» — ты что, не знаешь? Это что-то вроде циркуляра, его печатают для джентльменов каждый год.

— И что там говорилось про тебя — ты знаешь? — полюбопытствовала Мэри.

— Слово в слово. Я заплатила мальчишке, чтобы он прочитал мне это вслух, и он повторял до тех пор, пока я не запомнила. «Мисс Долли Хиггинс, пятнадцать лет, пышные формы, веселого нрава. Обращаться в „Голову мавра“.»

Значит, Куколке всего двадцать один, подсчитала Мэри и ужаснулась. У нее было лицо хорошо пожившей женщины.

— «Удовлетворит вкус самого взыскательного ценителя красоты, — продолжила Куколка, — которому к тому же не следует опасаться неприятных последствий». — Она хрипло расхохоталась. — Конечно, триппера во мне было уже хоть отбавляй, не хуже чем у тебя. Но сказано было хорошо

Мэри с удивлением узнала, что мисс — это вовсе не особое племя, отделенное от всех прочих женщин. Девушка, утюжившая улицы по ночам, днем могла спокойно торговать селедкой. Кроме любительниц, как их презрительно называла Куколка, среди проституток было полно женщин, в основном замужних, которые занимались этим только временно, год или два, когда дела шли особенно плохо, а потом бросали.

— Шлюхи, что зарабатывают себе на жизнь только этим, как я, — в нашем ремесле это редкость, — хвастливо заявила она. — Прямо как черные лебеди.