На улице Дыбенко

ое

Господи

Ты же похоронил меня заживо

Море камни все это на кой мне

На кой мне люди выструганные из сосен

Скажи

Ну на кой мне эти буратины лесные

Когда в Веселом поселке

Со сломанным носом

Мой суженый удит

Бутылки пустые

Господи

Мы ведь с ним с одной грядки

И одной гнилью помазаны

И даже болеем одним видом бешенства

И его

Блудного сына

Пятки грязные

Мне ночами в теплой постели мерещатся

Господи

У тебя свои понятия и расклады

А на мне косяки висят немереным грузом

И если ты скажешь

Что для общего счастья так надо

Обернусь я уткой

Пошлю на хрен свою блудливую музу

Или стану верблюдом

Пролезу в игольное ушко

Буду танцевать лезгинку на болоте с жабами

Только Господи

Успокой мою грешную душу

Угомони ты меня заполошную бабу

А то глянь-ка отдохлась немного

И опять понеслась по кочкам наезженным.

Нет уж

Хватит

Лучше медведем в берлоге

Прореветь свою жизнь

Или ну ее к лешему

Киру с Наташей многое роднило. Им, как боевым подругам, прошедшим войну, было что вспомнить. Память о боли сближала их и одновременно отдаляла от остальных. Они тяготились своим опытом, но отказаться от него уже не могли, как не могли стереть из памяти все, что пережили.

У папы была своя философия. Он считал, что если имеет он, то имеет вся его семья, а вот если имеют его жену, то имеют всю его семью.