Мистерия Дао. Мир «Дао дэ цзина»

Пустотность Дао сравнивалась Даосами с флейтой, из которой можно извлекать прекрасные звуки лишь благодаря полому пространству внутри неё. Это и есть завуалированное использование пустоты Дао. Такой процесс начинается лишь в тот момент, когда Дао понимается как абсолютное отсутствие и парадоксальная «глубина пустоты». Это приводит к осознанию Дао как подобия самого себя — «подобно предку мириад существ».

доктрина антизнания или антимудрости. «Знание» (чжи) здесь противоречит следованию Дао, как обычное человеческое мудрствование мешает естественному ходу событий. Поэтому и говорится о «свершении дел недеяниемчто будет означать реализацию Дао. Надо лишь довериться естественной спонтанности мира. Мудрецы, считающие, что могут «спланировать» мир, кажутся величайшим злом. Истинный мудрец, презрев утончённую манерность глубокомыслия, осуществляет самое насущное: вскармливает и укрепляет народ, отбирая у него волю, — этот удел «истинных людей». Политика «превознесения мудрых» (1) стала одной из важнейших доктрин правителя в эпоху Борющихся царств и раннюю Цин. Правитель нередко строго наказывал нижестоящих чиновников за то, что те не могли по достоинству оценить того или иного мудреца и привлечь его на службу. Лao-цзы же расценивает это как социальную дисгармонию, нарушение естественного порядка

Мудрец подобен Дао, он вбирает его в себя, поэтому такому человеку нет надобности заниматься самовоспитанием.

истинный учитель-мудрец не тратит слов на поучения, а учит лишь одним своим присутствием в мире. Тем самым он становится равноценен Дао. Для него собственная жизнь — не путь к успеху, но лишь реализация Дао, поэтому он отсутствует в мире как индивидуальная личность.

Чем проще слово — тем большая глубина оказывается за ним.
Через такой метаязык человек постепенно может воспринять игровой, «ненастоящий» характер слов. Нам остаётся только предполагать, что, отбросив «ненастоящие», но на первых этапах необходимые слова, а следовательно, и конкретные формы, мы увидим мир «истинной» бесформенности или, вновь цитируя трактат, «форму без форм», которая и есть Дао.

человеком?
Здесь срабатывает обратный механизм. Сначала рассказы об удивительном человеке Лао-цзы повышали «ценность» трактата, а после его изучения возникает желание повстречаться с тем, кто сумел прочувствовать всё, что написано. Для даосов не было ничего невозможного — они практиковали «встречу духа» или «соположение духовных импульсов» — шэньхуй (мы бы назвали её «астральной» встречей) и могли, таким образом, «ступать в след тени» мудрецов, полагая, что весь мир не более чем след прошедшего здесь когда-то просветлённого человека. Этим он и

Более того, школа Лао-цзы означает конец всякой религии вообще, и в этом смысле последующий даосизм со сложной системой культов и литургикой в определённом смысле означает шаг назад. Что самое неожиданное — Дао в отличие от верховного божества не может ничего даровать. Тем не менее его можно «использовать», не взывая к нему и ничего не прося, — просто целиком отдаваясь следованию ему

бессмысленно вести речь о них, ибо каждодневная жизнь ничем не отличима от мистической практики, а наша реальность есть точный идентификатор трансцендентного начала в этом мире

Во многих параграфах «Дао дэ цзина» можно встретить завуалированную насмешку над конфуцианскими ритуальными догмами: «Когда Великое Дао утрачивается, — возникают «гуманность» и «долг» (§ 18), «Когда утрачивается Дао, приходит Благость. Когда утрачивается Благость, приходит гуманность. Когда утрачивается гуманность, приходит справедливость. Когда утрачивается справедливость, приходят ритуалы» (§ 38).

Для Лао-цзы ритуал — это неистощимый поток духовной силы, связывающий человека с Дао