Серебряный век ивритской поэзии

Не вагоны вернулись на путь свой из рельс,
не гудки паровоза звучат на пути, —
это хрупкое время рвануло скорей,
так давайте же медленней время нести.

Ведь когда же еще уловить мы должны
ускользнувшую в темень от взгляда
эту улицу, в громе ее тишины,
среди неба, лежащего рядом?

Ведь когда же еще наше сердце замрет,
уловив этот шепот — прислушайся же:
это песня, что зеркалу город поет
в проводах, среди их виражей.

Неужели и вправду
придет это время прощенья и ласки,
и уйдешь ты в поля, и уйдешь ты в поля, как дитя,
и босые ступни будут травы ласкать, будто в сказке,
и колосья тебя защекочут, смеясь и шутя?

И прольются дожди, их чудесная влага вернется
освежить твои плечи и грудь и тоску облегчить,
ты уйдешь в этот дождь и в поля, тишина разольется,
как сквозь тучи — лучи.

И спокойно вдохнешь, и увидишь ты в луже,
как в блюдце,
отражение солнца, луча золотистую нить,
станут вещи простыми, простой станет жизнь,
ее можно коснуться,
и конечно же, можно любить, можно снова любить.

Ты пройдешь этим полем одна и избегнешь объятья
тех пожаров, что ужас и кровь оставляют везде,
с чистым сердцем своим,
в глубине простоты и приятья,
как один из ростков, как один из людей.

Что проделывают лани по ночам?
Затухает свет в огромных их очах,
остывает бег легчайших ланьих ног,
ночь пришла уже — и лани спят давно.

Только кто же охраняет эти сны?
Под охраной наши лани у луны!
Улыбаясь, смотрит с неба вниз она,
шепчет волку, шепчет зайцу: «Тишина!»

Побываем мы с тобой во сне мы у них.
И кого мы повстречаем там? Слоних!
Со слонихами сражаются в лото!
Кто выигрывает там? Понятно, кто!

Только кто же, кто разбудит ланей все ж?
Нет, не слон, не обезьяна и не еж,
и не заяц, и не лев — не царь зверей,
и не кролик, что сидит себе в норе, —
солнца луч их пробуждает на заре!